Она как будто бы стала добрее ко мне.
Попытка высказаться, доказать, что ты разумный кусок материи, удар в грудь, солнечное сплетение, и комната уже переворачивается, а пол уходит из-под ног. Открываешь глаза, и минутная стрелка на стене кажется прошла одну третью циферблата.
Я никогда не боялся умереть физически, в моем положении особенно глупо бояться за тело. Рано или поздно оно рассыпется золотистым песком в солнечных лучах... Но я всегда боялся исчезнуть. Последний год я одновременно начал жить и ощущать, что хожу по лезвию ножа. Я есть, где-то здесь, где-то на втором ярусе кровати с книгой, где-то в тени ее злых глаз, в больничных палатах, на кухне с мамой, на полу перед телевизором с уставшим отцом... Но для других людей меня просто нет.
А она стала чаще улыбаться. Чаще молчать, повзрослела и уже не сжимает нож дрожащими руками, выкрикивая обидные фразы под звон посуды. Я верю, что однажды я встречу ее на улице, на той самой улице, которую вижу каждый день, такую знакомую и залитую солнцем. Я пойду ей навстречу, наши руки соприкоснутся и мы снова сольемся в единое нерушимое целое. Мы солнечные дети, и тьма в ее душе лишь вопрос времени.
Я так хотел, чтобы она перестала ненавидеть меня, и пусть она до сих пор толкает меня в плечо, когда я пытаюсь сократить расстояние, я уже не так больно ударяюсь о стену.
Ты не хочешь моей смерти, "это не значит почти ничего, кроме того, что, возможно, я буду жить")
Попытка высказаться, доказать, что ты разумный кусок материи, удар в грудь, солнечное сплетение, и комната уже переворачивается, а пол уходит из-под ног. Открываешь глаза, и минутная стрелка на стене кажется прошла одну третью циферблата.
Я никогда не боялся умереть физически, в моем положении особенно глупо бояться за тело. Рано или поздно оно рассыпется золотистым песком в солнечных лучах... Но я всегда боялся исчезнуть. Последний год я одновременно начал жить и ощущать, что хожу по лезвию ножа. Я есть, где-то здесь, где-то на втором ярусе кровати с книгой, где-то в тени ее злых глаз, в больничных палатах, на кухне с мамой, на полу перед телевизором с уставшим отцом... Но для других людей меня просто нет.
А она стала чаще улыбаться. Чаще молчать, повзрослела и уже не сжимает нож дрожащими руками, выкрикивая обидные фразы под звон посуды. Я верю, что однажды я встречу ее на улице, на той самой улице, которую вижу каждый день, такую знакомую и залитую солнцем. Я пойду ей навстречу, наши руки соприкоснутся и мы снова сольемся в единое нерушимое целое. Мы солнечные дети, и тьма в ее душе лишь вопрос времени.
Я так хотел, чтобы она перестала ненавидеть меня, и пусть она до сих пор толкает меня в плечо, когда я пытаюсь сократить расстояние, я уже не так больно ударяюсь о стену.
Ты не хочешь моей смерти, "это не значит почти ничего, кроме того, что, возможно, я буду жить")